Этюд в светло-голубых тонах

 

Фильм «Послезавтра», недавно прошедший по экранам мира, переполнен сногсшибательными эффектами, иллюстрирующими мировую климатическую катастрофу, но не они меня поразили, и даже не масштаб постановки и раскрытия главной темы. В фильме, очень, на мой взгляд, интересном, есть один незабываемый образ: вмерзшая по грудь в лед океана Статуя Свободы. Ее факел потух, идеал Западной цивилизации разрушен. Ее погубил не мировой терроризм, не нашествие инопланетян и не китайская экспансия, она сама себя привела к печальному концу, не сумев предотвратить изменение климата, вызванное глобальным потеплением, на самом деле обернувшимся Новым Ледниковым периодом.

«Царство Божее – внутри нас», там же и Царство Антихриста – это старо и трогает души только верующих, а их сегодня – не большинство. А вот: «Все в человеке, все для человека, все же остальное – дело его рук и его мозга», – слова, произнесенные классиком пролетарской литературы, но не ставшие девизом коммунизма, вполне выражают сущность современной технологической цивилизации.

На самом деле вера в могущество человека и, что даже главнее, в приоритет его священных прав сегодня незыблема. Индивидуальная свобода – превыше всего. Считается, если это требование соблюдается, значит общество, рано или поздно, обретает все блага цивилизованности: свободу личности (в рамках закона), равенство (возможностей), братство (в рамках государственных и общественных социальных программ).

Не буду оспаривать это утверждение, оно «всесильно, потому что верно». Действительно, следование идеалу свободы – главной парадигме всего Западного мира, ведет к построению особой динамичной, но в то же время саморегулирующейся политической, экономической и социальной системы, называющейся Западной демократией. Именно эта система позволяет наиболее полно раскрыть потенциал человеческой  личности. Остается только ответить – какой потенциал? Можно было бы назвать эту систему совершенной, если бы не одно ее внутреннее противоречие: между индивидуальной свободой и неограниченностью потребления. Сегодня свобода – это свобода потреблять. А это путь к глобальной катастрофе.

Один из вариантов Апокалипсиса продемонстрировали нам авторы «Послезавтра» – здесь человечество почти гибнет из-за возрастающего загрязнения атмосферы выбросами технологической цивилизации. Есть и другие, не менее актуальные. Например, принципиальная невозможность включить естественный внутривидовой отбор для «Homo Sapiens», в условиях священности прав личности, ведет к очень быстрому, по сути, катастрофическому накоплению генетических отклонений, ведущему к вырождению вида. Кто в этом сомневается, пусть выйдет на улицу Лос-Анджелеса и посчитает количество патологически тучных людей на сотню или посмотрит статистику роста диабета в Германии, или узнает количество женщин, еще могущих самостоятельно родить в России. Все это знаки времени – гораздо более грозные, чем рост цен на нефть. А что стоят межцивилизационные противоречия Запада и Исламского Юга? Нет, не противоречия между королями и шейхами с одной стороны, и президентами и премьерами – с другой. Эти субъекты политического процесса вежливо улыбаются и жмут друг другу руки, они-то всегда могут договориться. Надоел Садам – свергли. В нем что ли дело? Речь идет о противоречии рядового западного обывателя и исламской улицы, медленно, но верно заполняющей собой окраины Европейских городов. Это противоречие не противоречие культур, а нечто большее, – противоречие ценностей – ценностей общечеловеческих (читай западных индивидуальных) и ценностей общественных (исламской уммы), к общечеловеческим никак не сводимых. А исток этого противоречия – в глобализации, которую требует свобода – на этот раз свобода перемещения капиталов и рабочей силы.

Из всего этого напрашивается странный вывод. Свобода ведет к анархии, сдерживаемой законом на уровне округа, штата, государства, содружества государств, но неизбежно проявляющейся на глобальном уровне, тем больше, чем выше уровень развития технологической цивилизации, и оттуда – с недосягаемого верха – грозящей захлестнуть все и вся. На самом деле, часто ли могут договориться между собой даже и члены Совета Безопасности ООН? Нет. Это происходит нечасто, из-за этого Запад даже вынужден действовать вопреки требованиям международного права, чтобы защитить свои ценности и свою безопасность. А Киотский протокол? Еще один пример невозможности договориться по серьезным вопросам. Как может Америка (да и Россия) из-за какого-то протокола ограничить свой экономический рост, а значит – свободу индивидуального потребления? Это неизбежно подорвет устои стабильности США и отбросит большую часть населения России за черту бедности.

Мир действительно очень хрупок и уязвим именно потому, что на самом деле никакой свободы, в истинном, если угодно, – метафизическом значении, нет, но есть страстное желание ее обрести. Свобода еще может существовать для отдельного индивидуума, бахвалящегося своими правами, и при этом неспособного понять свою зависимость от всего, что его окружает, но практически полностью отсутствует для крупных человеческих сообществ, вынужденных строить свою жизнь с учетом множества объективных обстоятельств как природного, так и биологического плана. И эти обстоятельства требуют ограничения индивидуальной свободы, сегодня уже гораздо большего, чем может позволить себе индивидуум, впитавший с молоком матери западные ценности.

Человек, хоть немного пытающийся сохранить объективность, согласится с тем, что в полуцивилизованной России человек гораздо больше внутренне свободен, чем на зарегулированном бессчетным количеством законов Западе, – его несвобода связана только с одним обстоятельством – нет денег, чтобы реализовать свои потребности. Но, учитывая все выше сказанное, а не задуматься ли над вопросом: а надо ли к этому отчаянно стремиться, преодолевая все мыслимые и немыслимые препятствия, и, тем самым, встраиваться в колонну, уверенно марширующую к краю пропасти?

Глубокие знатоки Западной демократии говорят о свободе как ответственности, списывая определение свободы у ненавистного Маркса, определившего ее как осознанную необходимость. Это чушь, да простит мне старина Гегель, первый выдвинувший такую концепцию. Свобода – это свободная воля, все остальное – уже несвобода. Русские, склонные мечтать не о свободе, а о воле (ах, великий и точный русский язык!), по крайней мере, честны по отношению к самим себе. Гегель, а за ним и Маркс, оба обладавшие феноменальной способностью к абстрактно-теоретическому мышлению, просто говорили нам, что для человека разумного свободы нет! С чем уже все сегодня и соглашаются, принимая тезис об ответственности перед законом, все более и более регламентирующим человеческое поведение. Свобода потреблять, то есть свобода в понимании Запада, неизбежно приведет его к проигрышу и Исламскому Югу, и самим себе. Спасибо авторам «Послезавтра», образно это продемонстрировавшим, а также исламским женщинам, демонстрирующим это своей не иссякающей детородной способностью. Кстати, есть еще и Китай, тихо посмеивающийся в кулак над чванливым Западом и амбициозным Югом.

Сегодня, без всякого сомнения, складывается новый тип цивилизации – глобальная цивилизация. И нет ничего удивительного в том, что многие люди начинают воспринимать себя уже жителями планеты – «гражданами мира», а не отдельного государства. Это неизбежный процесс, требующий новых взглядов и новых подходов к решению не только глобальных, но и государственных проблем. Я убежден, что «человек свободный» – свободный от обязательств перед своей планетой и своей биологической природой, не способен будет сохранить ни то, ни другое, ни свою собственную страну и ее культуру. И никакой закон не сможет предотвратить надвигающуюся глобальную катастрофу, просто потому, что не будет принят, а если и будет принят, то не будет исполняться.

Спасение всех – в смене вех, ориентиров развития мировой цивилизации. Раз уж Свобода вмерзла в лед Атлантики (пока образно), нужен другой идеал, способный стать для человечества новым маяком, светочем надежды.

Природа этого идеала – в двухуровневом понимании человека, во-первых, как неповторимой личности, а во-вторых, как части человеческого сообщества, рода. Важным в этой формуле является то, что нет в ней ни первичного, ни вторичного звеньев. Попросту говоря, нельзя декларировать первенство прав человека по отношению к обществу, но нельзя и общество ставить выше человека.

Все разговоры о том, что, на самом деле, в результате действия демократических механизмов, будут приняты законы, обеспечивающие самосохранение и человеческого рода, и планеты – есть заблуждение и очень опасное, пожалуй, – главное заблуждение идеологов Западной демократии. Не будут, потому что человек не ангел, и одного его стремления к самосохранению, то есть его разумного эгоизма, недостаточно для регулирования глобального человеческого сообщества. Так называемая протестантская этика, помимо всего прочего, о чем много говорится сегодня, а еще больше делается, основывается и на представлении о человеке как беспросветном грешнике, неспособном без Бога спастись и достичь Царствия Небесного. Об этом наследии духовного предтечи «протестантской этики» наследники «отцов-основателей» вспоминать не любят, а штампуют законы, дабы обуздать человеческую природу силой государства. Оптимисты спорят с Жаном Кальвином, а я не буду, потому что он прав. И он, говоря о первородном грехе, испортившем человеческую природу, а также и о предопределении, по сути, имел в виду только одно: без Бога жизни нет. Бог же, с метафизической точки зрения, есть, прежде всего, внешняя, по отношению к человеческой, воля и внешний же закон, без выполнения которого род людской жить не способен. Здесь важнее всего то, что этот закон – внешний, то есть внешний по отношению к воле индивида, – не им создаваемый, не им и отменяемый. Этот закон лежит в основе особой конституции, принятой, увы, либералы, недемократическим путем – Конституции человеческого рода, находящейся вне юрисдикции парламентов, ООН или любого другого мирового правительства. В этой конституции ничего не сказано о священстве права собственности или индивидуальных человеческих прав, не говорится также и о том, что нельзя делать другому того, что не желаешь себе – все это достаточно мелко для ее масштаба. Она регламентирует только решение вопросов жизни и смерти, добра и зла. Жизнь – это добро, смерть – зло. Все жизнеутверждающее – добро, жизнь отрицающее – зло. И при чем здесь ваша свобода…

А если это так, то разве Свобода должна держать в руке путеводный огонь? И какое может быть равенство прав у разрушающего жизнь, в том числе, и свою, и жизнь утверждающего? И о каком братстве между людьми может идти речь, если они обречены на борьбу за отстаивание своих порой несовместимых ценностей?

Все три кодовых ключа, открывающих понимание доминирующих сегодня ценностей, – устарели. Не свобода, а справедливость, не равенство, а гармония, не братство, а товарищество, могут принести мир и покой в наступившем тысячелетии. Но только при одном условии – если лозунг «Все в человеке, все для человека» будет при этом заменен на другой: «Человек – для мира, как и мир – для человека».

В системе мировых цивилизаций, а точнее цивилизационных ценностей, есть только одна цивилизация, наиболее адекватно следующая в своих основополагающих ценностях этой парадигме – это русская цивилизация. Цивилизация Водолея. Причем, несмотря ни на что, часто блуждая, ошибаясь и падая, но всегда поднимаясь и продолжая свой путь. Об этом можно много сказать и без всякого духовного шовинизма, столь свойственного приверженцам Свободы. Именно России и предстоит в наступившем веке выполнить тяжелую работу смены вех человеческого развития и поднять над планетой новый путеводный огонь – Огонь Прометея, бывший не пламенем свободы, а огнем высшей Божественной справедливости. Таково ее предназначение и ее судьба, предопределенная творцом человеческой предвечной Конституции.

 

© Александр Викторович Кашанский

01 июня 2004 год